Четыре Александра. Часть II

Продолжение. ЧАСТЬ I здесь

Есть некая странная закономерность в том, что в России новый правитель обычно проводит курс, противоположный линии своего предшественника, даже если принял власть от собственного родителя. Если отец проявил себя как реформатор, то правление сына войдет в историю как период контрреформ. Вряд ли здесь дело в личных качествах правителей, хотя Александр III во многом был полной противоположностью своему отцу. Скорее уж в этом феномене проявляется суть самой России: она так огромна и неповоротлива, что даже ради небольших перемен приходится прилагать неимоверные усилия, плодов же все не видно и не видно, – а едва результат начнет проявляться, накатывает ужас, что все вот-вот перевернется, потому что слишком сильно накренили… и преемник не находит ничего лучше, кроме как тянуть в противоположную сторону.

В бумагах погибшего отца Александр Александрович обнаружил документ, который Александр II одобрил и подписал утром 1 марта 1881 года, за несколько часов до своей гибели. Подготовленный министром внутренних дел Лорис-Меликовым доклад касался изменения состава Государственного совета путем введения в него 10-15 «выдающихся представителей общественных учреждений». Это был шаг к созданию Парламента. Александру III надлежало принять решение – делать этот шаг или нет. Не думаю, что новый император взвешивал все за и против, скорее он прислушался к тому, что подсказало его «внутреннее Я». А оно решительно противилось реформам – так было еще до гибели отца, а сейчас и вовсе неуместными казались любые послабления, если они приводят к цареубийству. Да и вообще Александр Александрович не принадлежал к числу людей, способных тонко анализировать и выстраивать сложные комбинации. Даже приближенные, сделавшие при нем прекрасную карьеру, отзывались о нем в мемуарах примерно так же, как министр финансов С.Ю. Витте: «Император Александр III был совершенно обыденного ума; пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования… У императора Александра III был небольшой ум рассудка, но у него был громадный, выдающийся ум сердца».

Сила этого человека состояла именно в том, что он не заблуждался на свой счет и, не считая себя умнее других, всегда был по-хорошему осторожен и крайне прагматичен. «У России есть только два союзника: армия и флот», – говаривал Александр III. Но даже существенно укрепив вооруженные силы, он ни разу не позволил никому втянуть Россию ни в какие военные конфликты. Финансы, расстроенные реформами и русско-турецкой войной, он упорядочил путем сокращения государственных расходов. Повысив пошлины на импортные товары и этим поддержав отечественного производителя, Александр III добился серьезного экономического роста и настолько увеличил золотой запас государства, что рубль сделался конвертируемой валютой. Внутренняя политика свелась к укреплению общественного спокойствия – да, от западной модели государственного устройства это Россию отдаляло, но кто сказал, что именно по европейскому образцу должна быть устроена жизнь в стране, насквозь пропитанной азиатчиной?.. Может быть, как раз в пику Петру Великому новый царь не брил бороду и переодел армию в форму, близкую к русской национальной одежде.

Пусть и не блистал умом Александр III, зато у него слова с делом не расходились. Сокращение государственных расходов он начал с царствующего дома: сократил штат министерства двора, уменьшил количество слуг, число ежегодных придворных балов ограничил четырьмя, а свой винный погреб приказал пополнять винами крымскими и кавказскими, а не заграничными. Требуя от подданных уважения к закону, убеждал их не строгостью, а личным примером – возвращаясь из-за границы, настаивал, чтобы таможня осматривала багаж царской семьи наравне с багажом сопровождающих, и оплачивал полагавшуюся пошлину за вещи, купленные за границей особами царствующей фамилии. Провозгласив в качестве национально-государственной идеи «православие, самодержавие, народность», не ограничился пропагандой этих принципов, а жил в соответствии с ними – например, одевался без всякой пышности, в общении пользовался только русским языком, хотя хорошо знал немецкий, французский и английский.

Он правил Россией твердой рукой, как суровый российский мужик решал бы судьбы собственного семейства, принимая на себя полную ответственность за все. Недаром же после крушения царского поезда так полюбилась народу легенда о том, как император на своей могучей спине удерживал крышу вагона, пока не выбрались наружу все, кто там находился, когда поезд сошел с рельсов. На самом деле в вагоне-столовой, где в момент катастрофы завтракала царская семья, погиб официант, остальные же отделались синяками и ссадинами, а царю зажало ногу сдвинувшейся мебелью, потому он и выбрался последним. Ехавшим в соседних вагонах повезло гораздо меньше: 19 человек погибли и 18 – получили серьезные травмы. Еще не зная причин происшествия (которое вполне могло оказаться покушением), император приказал прежде всего позаботиться о пострадавших, а императрица распорядилась достать из багажа чистое белье и пустить его на бинты. Лишь когда прибывший санитарный поезд увез раненых и погибших, царская семья покинула место катастрофы на поезде свиты. Это, конечно, не подвиг – но все-таки характеризует лучше, чем с улыбкой сказанная в камеры и микрофоны фраза: «Она утонула».

Патриархально-отеческое правление Александра III, разумеется, не могло избавить монархию от административного произвола, тяготения к застою, стремления всех равнять под одну гребенку – но ведь если честно, то власти, свободной от этих пороков, в России не существовало никогда, если не считать коротких революционных периодов. В любом случае, тринадцатилетнее царствование Александра III позволило стране накопить сил для множества испытаний, предстоявших ей в ХХ веке. Тогда пригодилось многое из сделанного от Александром Александровичем – от начатой им Великой Сибирской железнодорожной магистрали до принятой на вооружение мосинской винтовки, с которой полвека спустя русский солдат оборонял Москву от немцев.

Александр III умер в 1894 году от нефрита. Недоброжелатели говорили, что болезнь развилась как следствие пьянства, люди более лояльные считали, что здоровье императора подорвала та злосчастная катастрофа у станции Борки. Так или иначе, нашлось много желающих сделать пожертвование на сооружение памятника Миротворцу, сумма даже превысила те два миллиона рублей, что несколькими годами раньше дала подписка на памятник Освободителю. Как и в случае с мемориалом Александра II в Кремле, победу в творческом конкурсе одержал Александр Опекушин. Выбранное комиссией место для установки памятника полностью устроило скульптора. Здесь, на Пречистенской набережной, огромная фигура самодержца на фоне храма смотрелась бы величественно, но не громоздко.

Работа над мемориалом шла более двенадцати лет. Архитектор А.Н. Померанцев спроектировал невысокую гранитную балюстраду и величественную лестницу, спускавшуюся к реке. Скульптор А.Л. Обер украсил цокольную часть постамента четырьмя бронзовыми орлами, распростершими крылья. Руководил строительными работами инженер-архитектор К.А. Грейнерт. Открытие состоялось 30 мая 1912 года при большом скоплении народа, в присутствии Николая II и августейшей фамилии. После орудийного салюта, под колокольный звон московских церквей начался крестный ход. С последними тактами «Боже, царя храни» соскользнуло вниз покрывало, открыв восседавшую на троне бронзовую фигуру императора и высеченную на пьедестале надпись: «Благочестивейшему, Самодержавнейшему Великому Государю Нашему Александру Александровичу всея России. 1881–1894». Митрополит Владимир отслужил благодарственное молебствие и окропил монумент святой водой, хор грянул «Многая лета»… но увы.

Неполных 6 лет отмерено было памятнику. Власть рабочих и крестьян, с шумом и помпой круша памятники «царям и их слугам», в мае 1918 года радостно разделалась и с этим. Странно, что не рассчитались заодно и с автором монумента – но академику Опекушину и без того пришлось хлебнуть лиха: 80-летний старик он доживал свои дни в нищете (все лежавшие в банке сбережения скульптора обесценились, а принадлежавшую ему недвижимость национализировали). Чтобы не умереть с голоду, старик уехал в родную деревню, где семья покойного брата не очень-то обрадовалась появлению лишних едоков; и тогда дочери скульптора пришлось вспомнить на старости лет то, чем развлекала подруг в гимназии – искусство гадания на картах. Этим и кормились, пока кто-то из учеников Александра Михайловича не достучался до наркома Луначарского, и советская власть все же назначила пенсию Опекушину как создателю памятника Пушкину.

А ровно через два года после разрушения статуи Александра III на проведенном около храма первомайском субботнике появились члены ЦК, и самый главный большевик произнес зажигательную речь («Правда» № 94, 4 мая 1920 года): «Товарищи! На этом месте прежде стоял памятник царю, а теперь мы совершаем здесь закладку памятника освобожденному труду. Капиталисты называли труд свободным, когда крестьяне и рабочие были принуждены продавать им свой труд и в результате были свободны умирать с голоду. Мы называем такой труд наемным рабством. Мы знаем, что нелегко как следует организовать свободный труд и работать в условиях переживаемого тяжелого времени. Сегодняшний субботник является первым шагом на этом пути, но, так идя далее, мы создадим действительно свободный труд (продолжительные, дружные аплодисменты. Оркестр исполняет «Интернационал»).

На проведенной в ходе митинга импровизированной выставке ни один из предложенных проектов не имел успеха, и конкурсантам было рекомендовано продолжать поиски, а постамент так и остался вакантным. Устремленность большевиков в светлое будущее обычно имела следствием поразительную легкость, с которой новые сияющие цели заслоняли для них задачи, еще вчера казавшиеся архиважными. В 1922 году на Первом съезде советов было объявлено о создании СССР, и Сергей Киров сразу же задвинул речь о том, как быстро новое государство будет расширяться и как много депутатов соберется в Москве уже на ближайших съездах. Хотя Сергей Миронович и не обладал красноречием Остапа Ибрагимовича, воображение слушателей немедленно породило гостиницы и небоскребы для размещения гостей и, разумеется, «дворец, в котором будет происходить турнир». В итоге Съезд единогласно принял решение о постройке Дворца Советов на самой красивой и лучшей площади столицы – и, в отличие от проекта «Нью-Васюки», за эту идею взялись всерьез.

Виктор Сутормин