Пашков дом

Стоящий на Ваганьковском холме дом Пашкова – один из символов Москвы, и тому есть несколько причин. Одна общеизвестна. «На закате солнца высоко над городом на каменной террасе одного из самых красивых зданий в Москве, здания, построенного около полутораста лет назад, находились двое: Воланд и Азазелло. Они не были видны снизу, с улицы, так как их закрывала от ненужных взоров балюстрада с гипсовыми вазами и гипсовыми цветами. Но им город был виден почти до самых краев». Понятна и другая причина. Государственная библиотека имени Ленина начиналась именно с этого дома, поскольку фонды Ленинки имели в своей основе фонды публичной библиотеки Румянцевского музея. В ее читальном зале работали Достоевский и Менделеев, не говоря уж о нашем дорогом товарище Ульянове-Ленине, которого отсюда было просто не выкурить.

И Лев Толстой здесь бывал, и даже нарвался однажды на конфликт с тогдашним директором библиотеки. Прямодушный граф высказался в том смысле, что для нормальных людей все это книжничество лишнее, и услышал в ответ: «Старый дурак!» Воистину, нашла коса на камень, ибо первым директором Румянцевской библиотеки был человек тоже весьма независимый в суждениях – философ Николай Федоров (тот самый, что надеялся воскресить всех умерших, и не на том свете, а на этом, в связи с чем считал необходимым освоение космического пространства). Самое интересное, что извинился в итоге не философ перед обруганным графом, а писатель перед страстным библиофилом.

А самая главная причина: принято считать, что здание построено по проекту Василия Баженова, хотя вообще с домом не все просто. Начнем с участка. Некоторые краеведы утверждают, что глубины Ваганьковского холма под Пашковым домом могут скрывать в себе легендарную Либерею, библиотеку Ивана Грозного. Слабо верится, что она будет когда-нибудь найдена, поскольку весьма затруднительно проводить подземные изыскания в непосредственной близости от резиденции главы государства. Ходили слухи (поддержанные прессой), что в ходе последней реставрации дома Пашкова рядом с ним был обнаружен полузасыпанный колодец диаметром 8 метров, глубина которого, судя по показаниям геофизических приборов, могла достигать 30 метров. Стены колодца якобы выложены были белым камнем, и в них виднелись остатки винтовой лестницы. Как обычно бывает в публикациях на темы московских подземелий, в конце заметки сообщалось, что по секретному приказу сверху работы по расчистке были прекращены.

В этих местах находился Опричный двор Ивана Грозного, сгоревший в 1571 году, а в петровские времена стояла здесь усадьба думного дьяка Автонома Иванова. Человек он был большого и гибкого ума. Дослужившийся до высоких чинов еще в правление царевны Софьи, Иванов вовремя перешел на сторону Петра, а после того, как боярский сын Федька Шакловитый учинил Стрелецкий бунт, Иванов сумел добиться от Софьи подписания грамоты об ее отречении. За это Петр пожаловал Иванову в дополнение к 16 тысячам душ крепостных, которыми тот уже владел, еще и деревню Говорово, бывшее имение Шакловитого. Иванов построил там Троицкую церковь, и деревня стала называться селом Троицким. Имение унаследовала его внучка Дарья, в замужестве Салтыкова – та самая Салтычиха, памятная нам по школьным урокам истории. Молодой царь Петр доверил хитроумному дьяку управление сразу тремя приказами: Иноземским, Рейтарским и Пушкарским. Будучи первым лицом российской дипломатии, Автоном Иванов в 1716 году построил себе здесь дом в голландском стиле. Дом этот и царю должен был прийтись по вкусу, и на послов иноземных произвести впечатление.

Но каким бы ни было это впечатление, гораздо больший фурор произвело то же самое здание, перестроенное в 1782–1786 годах по желанию нового владельца. Выйдя в отставку в чине капитан-поручика лейб-гвардии Семеновского полка, Петр Пашков смог купить эту старую усадьбу, поскольку отец его был весьма богат. Егор Иванович Пашков начал свою карьеру в должности денщика Петра I, а закончил ее губернатором Астрахани. Сложно сказать, зачем его сыну, немолодому и бездетному отставному офицеру, понадобилось покупать на этом холме большой дом, из окон которого можно глядеть на Кремль свысока. Хотя можно предположить, к примеру, что ход мысли его оказался созвучен фразе Воланда: «Не лучше ли устроить пир на эти двадцать семь тысяч и, приняв яд, переселиться в другой мир, под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?..» Да и потом, неужто крестник Петра I не мог себе этого позволить?

Как бы то ни было, дом поражал воображение москвичей и приезжих: «Внизу два каменных бассейна с фонтанами в средине. От улицы дом отделяется решеткою чудного узора. Сад, как и пруд, кишит иноземными редкими птицами. Китайские гуси, разных пород попугаи, белые и пестрые павлины находятся здесь на свободе или висят в дорогих клетках. Эти редкости вместе с общей красотой этого дома привлекают сюда по воскресеньям и праздничным дням многочисленные толпы народа» (Иоганн Рихтер. Moskwa. Eine Skizze. 1799). Великолепным было и внутреннее убранство дома – недаром Лев Толстой, рассказывая о первом бале Наташи Ростовой, описывал именно тот зал, в котором в настоящее время размещается читальный зал отдела рукописей. Кто же создал все это великолепие?.. Принято думать, что автором проекта был Василий Иванович Баженов. Документальных свидетельств на этот счет не сохранилось, но данную гипотезу подтверждает присущая зданию удивительная гармония, достичь которой мог лишь человек, имевший и талант, и опыт в постройке дворцов.