Дом страхового общества «Россия» на Лубянке

Сразу же после того, как в 1896 году Санкт-Петербургское общество страхований объявило о своих планах перестройки "Метрополя", страховое общество "Россия" приобрело два больших участка – один на Сретенской площади, другой на Лубянской, – намереваясь возвести там доходные дома. Когда стало известно, что недалеко от "Метрополя" будет строиться отель высокого класса "Националь", правление СО "Россия" начало переговоры с французским Международным обществом спальных вагонов и больших европейских гостиниц относительно постройки в Москве отеля. Предполагалось, что здание спроектирует парижский архитектор Ж. Шедан.

Очевидно, переговоры шли не очень гладко, поскольку одновременно с ними был проведен конкурс "на составление проекта доходного пятиэтажного с подвалами жилого дома". В числе прочих архитекторов в конкурсе приняли участие А.В. Иванов, И.К. Бергштрессер, А.А. Гимпель и Н.М. Проскурнин. Иванов вскоре отказался от участия в конкурсе, а трое других по недостатку времени выполнили работу совместно. На их проекте и остановилось жюри конкурса, состоявшее исключительно из членов правления СО "Россия". К тому времени завершились и переговоры с французами, вследствие чего решено было строить гостиницу по проекту месье Шедана.

В качестве главного архитектора был приглашен Иванов, а помощником ему правление страхового общества "Россия" назначило Проскурнина. Одновременно с этим проектом Проскурнин занимался строительством огромного комплекса доходных домов на Сретенской площади, а Иванов по заказу Варваринского общества домовладельцев строил гостиницу "Националь". Что же касается их совместного творения на Лубянке, то ему выпала непростая судьба. Едва вышли из земли стены подвального этажа, как дело с французским Международным обществом разладилось, что вынудило вернуться к первоначальным планам постройки доходного дома.

Часть выведенных фундаментов и стен пришлось ломать либо приспосабливать к новому проекту, разработанному Ивановым и Проскурниным. Вместо отеля экстра-класса получилось суперсовременное и очень дорогое жилье: пятьдесят одна квартира со всеми удобствами, включая ледники и кладовки в подвале и прачечную с подъемной машиной на шестом этаже. Комнат в каждой квартире было от шести до восьми. Впрочем, имелись также трех-, четырех- и пятикомнатные (по одной) и девятикомнатная. Когда здание было почти построено, СО "Россия" представился случай приобрести еще один участок земли, выходивший на площадь чуть правее, по другую сторону Малой Лубянки.

Иванов и Проскурнин спроектировали второе здание таким, чтобы стилистически оно точно сочеталось с первым. Корпус во внутреннем дворе здания арендовало под гостиницу пароходное общество "Кавказ и Меркурий", первые этажи обоих домов заняли коммерсанты, открывшие магазины кроватей и швейных машин, книжный и табачный, а также пивную лавку и фотоателье. Квартиры на остальных этажах заселили состоятельные жильцы, готовые за комфорт платить до четырех тысяч рублей в год, то есть в среднем втрое выше средней арендной ставки по Москве. В целом комплекс домов на Лубянке приносил страховому обществу "Россия" свыше ста шестидесяти тысяч рублей в год.

Ну а после Октябрьской революции 1917 года все это в одночасье кончилось, и очень скоро Большая Лубянка из улицы страхования превратилась в улицу устрашения, а символом процесса сделался как раз этот дом. В годы репрессий ходил такой анекдот: "Житель Москвы гуляет по городу с приехавшим в гости провинциалом, показывает достопримечательности: "Вот это – бывшее здание Московской городской думы, сейчас здесь Центральный музей Владимира Ленина. Это – аптека №1 на Николськой улице, бывшая аптека Владимира Феррейна. А вон в том доме раньше было страховое общество "Россия". "Сейчас тут, наверное, Госстрах?" "Нет… Госужас".

Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, образованная в Петрограде вскоре после Октябрьского переворота, переехала в Москву весной 1918 года вместе с Советом народных комиссаров РСФСР. Поначалу ВЧК заняла дом № 11 по Большой Лубянке, бывшим владельцем (купцом и коллекционером Дмитрием Лухмановым) перестроенный очень удобно – двухъярусный глубокий подвал с боксами–хранилищами вполне подходил и для содержания арестованных, и для их своеевременной ликвидации по мере надобности. Аппарат чрезвычайки разрастался, и вскоре чекистам потребовалось новое помещение.

Все частные страховые общества к тому времени уже были декретом Совнаркома упразднены, а их национализированная недвижимость распределена между органами новой власти. Здание на Лубянке досталось Московскому совету профсоюзов, но жильцы выселяться не хотели, тем более что к уплотненным буржуям добавились классово близкие швондеры, – и профсоюзы отступились. Однако пару недель спустя взялся за дело "вооруженный отряд партии", а против него кто смог бы устоять? Летом 1919 года Особый отдел Московской ЧК занял несколько помещений, и этого плацдарма хватило, чтобы вскоре очистить и остальную часть здания.

Чекисты приспособили меблированные комнаты под тюрьму для особо важных арестованных, а бывшие квартиры – под кабинеты следователей и другие служебные помещения. Тюрьма, располагавшаяся в глубине здания, на местном жаргоне называлась "внутрянка". Изоляцию от внешнего мира она обеспечивала надежно, однако в технологическом отношении оставляла желать лучшего. Усовершенствовали ее в 1930-х годах – примерно тогда же, когда и органам устроили очередной ребрендинг, и аббревиатуру ОГПУ, успевшую сделаться столь же одиозной, как ВЧК, сменило солидно-канцелярское ГУГБ – Главное управление государственной безопасности.

А.Я. Лангмана не зря считали ведомственным архитектором органов – он в специфике деятельности заказчика разбирался досконально. В реконструированной и надстроенной им тюрьме появилось сто восемнадцать камер на триста пятьдесят мест, из них девяносто четыре одиночных (на одно-двух человек) и двадцать четыре общих (на шесть-восемь человек). В каждой камере температура могла регулироваться, и когда подследственный не хотел давать нужных следствию показаний, ему устраивали днем Ташкент, а ночью – Магадан. Двойные стены между камерами не позволяли перестукиваться, нумерация камер "вразброс" мешала ориентироваться.

Если какому-нибудь арестованному назначали одиночный режим содержания, то никого, кроме следователя и конвоиров, он уже не видел: специальная система движения по коридорам зданий Главного управления государственной безопасности исключала возможность любой встречи, а шесть прогулочных двориков на крыше разделялись высокими и толстыми кирпичными стенами. Из этой тюрьмы некоторым посчастливилось выйти, но никому не удалось сбежать – ни на волю, ни на тот свет: даже лестничные пролеты были затянуты сеткой, чтобы арестант не сбросился вниз, как это сделал в прежней "внутрянке" арестованный эсер Б.В. Савинков.

Реконструкцией тюрьмы и пристройкой нового корпуса со стороны Фуркасовского переулка дело не окончилось – здание и со стороны Лубянской площади надстроили двумя высокими этажами, сохранив при этом общую композицию фасада и некоторые важные архитектурные элементы. Цинковые женские фигуры на аттике, олицетворявшие Справедливость и Утешение, более чем двусмысленно смотрелись на здании управления государственной безопасности, руководимого "железным наркомом" Н.И. Ежовым, но чекистам, видимо, некогда было вдаваться в такие тонкости, хотя аллегория тянула не меньше чем на десяточку.

Л.П. Берия распорядился два здания, некогда разделявшиеся Малой Лубянкой, соединить со стороны площади, а заодно и фасады привести в соответствие с царившим тогда архитектурным стилем. Подготовленный А.В. Щусевым проект был утвержден в 1940 году, но война заставила отложить реконструкцию. К работам приступили только в 1944 году, и три года спустя здание приобрело весьма оригинальный вид, который и сохраняло несколько десятилетий – до очередной реконструкции времен Ю.В. Андропова. Памятник Железному Феликсу работы Е.В. Вучетича украсил собой площадь в 1958 году, а снят был в 1991 году, после того как потерпел фиаско августовский путч.

Виктор Сутормин