Усадьба Демидовых в Толмаческом переулке

Перспективу Лаврушинского переулка замыкает красивейшая усадьба Демидовых (Большой Толмачёвский пер., 3). Аммос Прокофьевич Демидов, сын известного русского заводчика Прокофия Акинфиевича Демидова, и его жена Анна Никифоровна купили участок в Толмачевском переулке у майора Петра Камищева в 1772 году. Основатель династии Демидовых — Никита Демидович Антуфьев был тульским куз-нецом. Он служил на Пушечном дворе, но вскоре основал небольшую фабрику, изготовлявшую оружие.

Невероятному успеху Никиты Демидовича сопутствовал счастливый случай, описанный семейным биографом Демидовых Г.И. Спасским: «В 1696 г. Петр Великий, при проезде своем в Воронеж, остановясь на короткое время в Туле, пожелал заказать несколько алебард по привезенному им иностранному образцу. Он велел призвать к себе казенных кузнецов, знавших ковку белаго оружия, но ни один не явился на вызов, кроме Никиты Антуфьева. Государь, увидев его, любовался стройностью его, большим ростом и необыкновенною силою, сказал окружавшим его боярам: «Вот, молодец, годится и в Преображенский полк в гренадеры». Никита, приняв слова Государя за повеление принять его в полк, упал к ногам Его Величества и со слезами просил помиловать для престарелой матери, у которой он только один сын. Государь сказал шутя: «Я милую тебя, если сделаешь 300 алебард по сему образцу». Никита сказал Государю, что сделает гораздо лучше образца и привезет в Воронеж для представления Петру через месяц. Свое обещание Никита исполнил в точности. Государь, получив алебарды, был столь доволен отделкою алебард, что пожаловал Никите втрое против того, во что они ему обошлись, и сверх того подарил немецкаго сукна на платье и серебрян. ковш, обещав на обратном пути в Москву заехать к нему в гости. Государь сдержал свое слово. По приезде в Тулу он осмотрел небольшую фабрику Никиты и посетил его дом. Потом Государь показал Никите иностранное, хорошо сделанное ружье и спросил: «Можешь ли ты такое сделать?» Никита ответил утвердительно. Вскоре он привез в Москву 6 ружей, им приготовленных. Государь пожаловал ему 100 р. и, поцеловав в голову, сказал: «Постарайся Демидыч, распространить свою фабрику, а Я тебя не оставлю».

После этого благословенного поцелуя дела у Антуфьева пошли в гору. Царь выделил ему землю в Туле, а когда на Урале нашли железную руду и построили Невьянский завод, изготовлять военные снаряды доверили Никите Демидовичу. В 1702 году царской грамотой Никита Демидович Антуфьев был поименован Демидовым. На Урале он построил четыре завода. Демидов был одним из главных помощников Петра I при строительстве новой столицы. Во время провоза в Петербург железа Демидов освобождался от всяких привозных пошлин и имел право продавать железо во всех русских городах, только не татарам и не уездным инородцам. Его капитал составлял к концу жизни двести пятьдесят тысяч рублей – просто немыслимую по тем временам сумму. Умер Никита Демидович в год смерти Петра Великого, как верный его сподвижник, и был похоронен под папертью Христорождественной (Демидовской) церкви в Туле.

Единоличным хозяином всех демидовских заводов и крупнейшим заводовладельцем Урала стал старший сын Никиты Демидовича – Акинфий Никитич. В 1726 году он был возведен в потомственное дворянское достоинство и стал вести себя как настоящий вельможа. Он создал настоящую металлургическую империю Демидовых, которая производила более половины всего российского металла. Акинфий Никитич открыл еще несколько заводов, разработал месторождение серебра на Алтае. На демидовских заводах работало около десяти тысяч человек. Он в несколько раз увеличил капитал своего отца. В руках Демидова скопились такие богатства, что он мог свободно делать Бирону громадные денежные займы.

Старший сын Акинфия Никитича Прокофий Акинфиевич промышленным делом интересовался мало, зато прославился чудачествами. В путеводителе по Уралу 1904 года сообщается о Демидове: «В 1778 г. он устроил в Петербурге народный праздник, который, вследствие громаднаго количества выпитаго вина, был причиною смерти 500 чел. Однажды он скупил в П-ге всю пеньку, чтобы проучить англичан, заставивших его во время пребывания в Англии заплатить непомерную цену за ненужные ему товары. Когда он приезжал в Тагил, то улицы усыпали толстым слоем соли, чтобы можно было ему ездить на санях».

Прокофий Акинфиевич был известен еще и своей благотворительной деятельностью. Он жертвовал деньги на Московский воспитательный дом, Московский университет, ботанический сад, Демидовское коммерческое училище, дом для подкидышей, больницу для бедных рожениц и прочие заведения. Всего Демидов потратил на благотворительность более четырех миллионов рублей, не считая четырех тысяч пудов сибирского железа, привезенного им для строительства Московского воспитательного дома. Прокофий Акинфиевич написал несколько исследований: «О пчелах», «Способ как семена ростить» и труд всей жизни «Каталог растениям по алфавиту, собранным из четырех частей света, с показанием ботанических характеров, находящимся в Москве в саду действительнаго статскаго советника Прокофья Демидова». Уникальный гербарий, который Прокофий Акинфиевич собирал больше двадцати лет, после его смерти был отдан в Московский университет.

Демидов всем нам хорошо знаком по портрету Д.М. Левицкого, находящемуся в Третьяковской галерее. Миллионер-чудак изображен в домашней одежде с легкой улыбкой на губах, в непринужденной позе добродушного барина. Одной рукой он опирается на лейку, а другой указывает на плоды своего огороднического труда – кадку с растением, на которой можно различить его фамилию. На заднем плане виднеется силуэт Московского воспитательного дома. Левицкий специально подчеркивает, что Демидов прославился не своими деловыми качествами, не металлургическими заводами, а чудачествами, благотворительностью и ботаникой, которые были дороже Прокофию Акинфиевичу, чем светские условности. Демидов однажды обмолвился, что никогда из Москвы не уедет, и сдержал свое слово.

Владельцем усадьбы в Толмачевском переулке был сын Демидова Аммос Прокофьевич – офицер гвардии, прапорщик, а позже титулярный советник. Его жена, Анна Никифоровна Вяземская, была дочерью Никифора Кондратьевича Вяземского – учителя царевича Алексея Петровича. Особняк расположился таким образом, чтобы замыкать перспективу Лаврушинского переулка, совсем недавно пробитого до Толмачевского. Это был превосходный дом-дворец в классическом стиле: прямоугольный в плане, несколько массивный, с рустованным цокольным этажом, украшенный наличниками, с небольшим аттиком с рельефными композициями и балконом-козырьком по центру над входом. Точных данных о том, кто был архитектором особняка, нет. Скорее всего, это М.Ф. Казаков или кто-то из его ближайшего окружения. Аммос Прокофьевич был любителем светских раутов и часто давал в своем доме богатые балы. В те времена усадьба занимала огромную территорию и доходила практически до Большой Ордынки на востоке и до Пыжевского переулка на южной стороне. Большая часть усадьбы была отдана под фруктовый сад с небольшим прудом. Наследник многомиллионного состояния, Демидов великолепно оформил парадные анфилады особняка.

После смерти хозяина Анна Никифоровна продала усадьбу Елизавете Ивановне Загряжской. При ней в 1805 году произошло обновление усадьбы. К главному дому был пристроен четырехколонный портик. По обеим сторонам особняка построили два одинаковых одноэтажных флигеля, в которых разместились конюшня и манеж. Флигели были соединены с главным домом при помощи декоративных стенок. Парадный двор получал, таким образом, окончательное оформление. Он отделялся от сада и хозяйственной территории. Вскоре Загряжская удачно вышла замуж за своего соседа – вице-адмирала и сенатора Петра Ивановича Шешукова. Даже представить себе трудно размер получившейся совместной усадьбы!

Во время пожара 1812 года дом пострадал, и ему потребовалось восстановление. В 1814 году особняк получил новую обработку парадного фасада, которую можно видеть и сейчас. Аркатура нижнего рустованного этажа держит выдвинутый вперед шестиколонный портик коринфского ордера. Центральная часть фасада за портиком украшена пятью круглыми барельефными медальонами, а боковые части – прямоугольными барельефными панно с тематикой аллегорического содержания. Крайние окна второго этажа декорированы спаренными коринфскими пилястрами, арочными нишами и небольшими, разорванными арками фронтонами со скульптурной вставкой на плоскости стены. Эти изменения сделали дом более нарядным, праздничным и важным. По словам авторов книги «Памятники архитектуры Москвы»: «В доме уцелели сводчатые перекрытия первого этажа, часть парадной анфилады с золочеными карнизами и вогнутыми угловыми печами, жилые помещения третьего этажа, а также с угловыми печами и арочными проемами».

К сожалению, после пожара практически не сохранились каменные флигели 1805 года. При новом владельце купце И.М. Козлинине в 1849 году на старых фундаментах были построены новые флигели с деревянным вторым этажом. Их архитектурное оформление стало под стать дому: торцы были обработаны парными пилястрами ионического ордера, несущими небольшой фронтон, а сами здания венчались чем-то вроде купола. Флигели сделались похожими на нарядные садовые павильоны. Уже при новой владелице графине Марии Федоровне Соллогуб в 1859 году деревянные этажи были заменены каменными и флигели стали такими, какими мы видим их сейчас.

Мария Федоровна Соллогуб, урожденная Самарина, была представительницей знатной дворянской фамилии. О ее родителях Федоре Васильевиче и Софье Юрьевне Самариных я уже рассказывал, когда мы только начинали нашу прогулку по Большой Ордынке. Всего же у четы Самариных было девять детей, но прославил эту фамилию старший сын Юрий Федорович Самарин – знаменитый русский публицист и философ.

Вот как описывает его писатель В.П. Мещерский: «Юрий Федорович Самарин был одним из самых оригинальных и замечательных умных русских людей: подобного ему я никогда после не встречал… Его ум, прежде всего требовавший свободы, роднился с московскими славянофилами только потому, что в них было много духовной свободы, но в то же время всем своим существом он жил гораздо более в современной политической жизни. Для большинства дворян Самарин был с огромным авторитетом учитель, которого они не только чтили, но и боялись». Ф.М. Достоевский, который никого никогда не хвалил просто так, назвал Самарина «полезнейшим деятелем, даровитейшим человеком с неколебавшимися убеждениями».

Мария Федоровна получила прекраснейшее домашнее образование. Она не относилась к числу первых красавиц, но зато была очень женственна и отличалась неповторимым обаянием и живым умом. Уже после первого ее выхода в свет от женихов не было отбоя, но, исполняя желание своих влиятельных родителей, она в 1846 году вышла замуж за графа Льва Александровича Соллогуба – секретаря российского посольства в Вене и старшего брата известного русского писателя Владимира Александровича Соллогуба. Ученый и публицист Б.Н. Чичерин в мемуарах «Москва сороковых годов» прекрасно описывает Марию Федоровну: «Сблизившись с семьей Самариных, я скоро подружился и с дочерью Марьей Федоровной, которая была замужем за графом Львом Александровичем Соллогубом и жила вместе с родителями. Это была одна из самых достойных женщин, каких я встречал в жизни. И ум, и сердце, и характер, все в ней было превосходно. Она имела самаринский тип, волосы рыжеватые, лицо умное и приятное. Образование она получила отличное и, когда хотела, умела вести блестящий светский разговор, приправленный свойственным семье юмором и иронией, однако без всякой едкости и язвительности. Но обыкновенный ее разговор был серьезный; ум был твердый, ясный и основательный... Одаренная мягким и любящим сердцем, всецело преданная своим обязанностям, она никогда не думала о себе и всю жизнь свою жила для других... А между тем, немного счастливых минут довелось ей испытать в жизни».

Ее муж Лев Александрович с детства страдал психической болезнью. В 1849 году супруги были вынуждены возвратиться из Вены в Москву. Вскоре болезнь усугубилась, и Лев Александрович практически потерял рассудок. Мария Федоровна с христианским смирением приняла это испытание и до самой смерти мужа ухаживала за ним и была его сиделкой. В 1852 году Соллогуб скончался. Оставшись вдовой, Мария Федоровна стала бояться, что у единственного сына проявится болезнь мужа, поэтому она воспитывала его в постоянной заботе и нежности. Хозяйка огромной демидовской усадьбы не желала оставлять сына без присмотра и редко уезжала из дома. Зато она организовала в своем особняке известный литературно-политический салон, в котором частыми гостями были Ю.Ф. Самарин, И.С. Тургенев, А.С. Хомяков, И.В. и П.В. Киреевские, К.С. и И.С. Аксаковы, К.Д. Кавелин и многие другие писатели, философы и мыслители того времени. В салоне проходили горячие споры между славянофилами и западниками, никто не боялся высказывать свои политические убеждения.

Через литературно-политический салон Марии Федоровны Соллогуб в Толмачевском переулке прошло не одно поколение русской интеллигенции. Памятная встреча юного Соловьева с маститым философом Самариным произошла в 1875 году – спустя почти тридцать лет после приобретения Марией Федоровной усадьбы Демидовых. Федор Львович Соллогуб – тот самый обласканный матерью мальчик – стал уже довольно известным театральным художником и поэтом-любителем. Впоследствии сам К.С. Станиславский назовет Федора Львовича большим талантом, а его костюмы и декорации чудесными. Федор Львович получил в наследство от отца и деда коллекцию ценных картин и икон.

В 1882 году Мария Федоровна за сто тысяч рублей серебром продала усадьбу Демидовых вместе со всеми постройками и садом. Новым хозяином усадьбы стал Московский учебный округ, который передал ее в пользование шестой Московской мужской гимназии, находившейся до этого недалеко – в Овчинниковском переулке. Главный дом и флигели подверглись существенным изменениям. В бывшем особняке разместились классные комнаты. В результате этого парадная лестница была переделана из трехмаршевой в двухмаршевую. Особенно сильно при перестройке пострадал западный боковой фасад, из двух окон которого было сделано одно полуциркульное окно. С восточной стороны особняка появляется трехэтажное здание для классных комнат, испортившее облик старинного дома, а с западной – одноэтажный гимнастический зал с подвальным помещением. Флигели становятся квартирами директора и учителей. С увеличением количества педагогов к корпусам пристраиваются дополнительные объемы так, что восточный флигель получает форму буквы «Г», а западный – буквы «Т».

В гимназии учились многие знаменитые деятели науки и культуры: Д.Ф. Егоров, Н.Д. Зелинский, В.И. Пудовкин, Н.П. Хмелев, Г.И. Чулков, С.Т. Шацкий, уже упоминаемый И.С. Шмелев и др. Гимназист Шмелев не отличался строгой дисциплиной. В сохранившейся в фондах Московского исторического архива «Общей ведомости об успехах и поведении учеников московской шестой гимназии за 1884/85 учебный год» можно найти записи о нарушении Шмелевым дисциплины. Однажды, например, он изрезал стол. От историка литературы О.Н. Михайлова мы можем узнать некоторые подробности об учебе Шмелева в гимназии: «В гимназических буднях, где большая часть педагогов отталкивала мальчика собственной рутиной, казенным формализмом, воистину светлым лучом выделялся преподаватель словесности, «незабвенный» Федор Владимирович Цветаев. Пятиклассник Шмелев получил наконец свободу: пиши как хочешь! «И я записал ретиво «про природу», – вспоминал Шмелев. – Писать классные сочинения на поэтические темы, к примеру – «Утро в лесу», «Российская зима», «Осень по Пушкину», «Рыбная ловля», «Гроза в лесу»... – было одно блаженство. Это было совершенно не то, что задавалось ранее: не «Труд и любовь к ближнему как базы нравственного совершенствования»… и не «Чем различаются союзы от наречий». Кто знает, быть может, если бы не Цветаев, мы не знали бы сейчас замечательного писателя Шмелева...»

Гимназия хранила память о том времени, когда в Толмачевском переулке собирался литературно-политический салон. В специальном помещении хранились вещи, связанные с посещением усадьбы Н.В. Гоголем, И.С. Тургеневым, А.С. Хомяковым и П.М. Третьяковым. В шестой гимназии преподавал брат В.С. Соловьева Михаил Сергеевич. По воспоминаниям литературного критика Г.И. Чулкова, благодаря педагогу в его душе бессознательно преобладала тогда тема «софианства», соловьевская тема, с ее ослепительным светом и с ее мучительными противоречиями. Владимир Сергеевич как будто мистическим образом вернулся в особняк, в котором произошло его знакомство с Самариным, а впрочем, он никогда и не покидал стен дома Демидовых. Чулков, учась в гимназии, отличался непокорным, мятежным духом и вольномыслием. Он нередко заводил споры на политические темы, а в пятом классе начал редактировать гимназистский журнал, отличавшийся радикальной направленностью.

Шестая гимназия занимала усадьбу Демидовых до 1915 года, когда ей пришлось уступить место госпиталю для душевнобольных воинов. Произошла очередная переделка комнат особняка, на этот раз под больничные палаты. После революции 1917 года в главном доме располагалась первая школа второй ступени Замоскворецкого района. Библиотеки и архивы многих упраздненных царских гимназий хранились в зданиях бывшей демидовской усадьбы. Но большая часть важных исторических документов была утеряна или уничтожена в советское время. Кроме того, был погублен розарий, вместо которого устроили гимнастическую площадку.

С 1942 года и по настоящее время главный дом и двор бывшей усадьбы Демидовых принадлежат библиотеке имени К.Д. Ушинского Академии педагогических наук РСФСР. Библиотека была названа в честь великого русского педагога, основоположника русской педагогической науки Константина Дмитриевича Ушинского. Он создал теорию педагогики и совершил переворот в русской педагогической практике. Ближайший соратник и лучший ученик Ушинского Л.Н. Модзалевский очень точно заметил: «Ушинский – это наш действительно народный педагог, точно так же, как Ломоносов – наш первый народный ученый, Суворов — наш народный полководец, Пушкин – наш народный поэт, Глинка – наш народный композитор».

Библиотека имени Ушинского ведет свое начало от небольшой справочной библиотеки при информационном отделе Народного комиссариата просвещения РСФСР, образованной в 1925 году по инициативе Н.К. Крупской. В 1966 году Моссоветом библиотеке были отданы и флигели усадьбы Демидовых, в которых разместились дополнительные книгохранилища. В 1972 году библиотека была переименована в Государственную научную библиотеку имени К.Д. Ушинского Академии педагогических наук СССР, а в 2008 году получила свое теперешнее название – Учреждение Российской академии образования «Научная педагогическая библиотека им. К.Д. Ушинского». Сейчас библиотека Ушинского является крупнейшей в стране педагогической библиотекой, хранилищем педагогической литературы, информационно-библиографическим центром в области педагогики и образования, отраслевым научно-методическим центром для библиотек общеобразовательных учреждений, начального профессионального и дополнительного педагогического образования. Научно-исследовательская деятельность библиотеки является составной частью комплексных разработок и программ Российской академии образования.

Всем хороша усадьба Демидовых: и архитектурными особенностями, и богатой историей, и незаурядными хозяевами. Но чем она действительно уникальна – так это своей превосходной чугунной оградой. Каждый, кто идет в Третьяковскую галерею Большим Толмачевским переулком, остановится и поглядит на это чудо литейной мысли XVIII века. О библиотеке может прохожий и не слышать вовсе, а по ограде узнает здание моментально. Откроем путеводитель Сабашниковых: «Замечательна великолепная ограда: столбы ея украшены чугунными литыми плитками, на которых изображены виноградные гроздья; промежутки между столбами заняты литой же, красивого рисунка решеткой. Прекрасны и ворота с ажурным верхом». Эта уникальная ограда, всегда остававшаяся объектом восхищения и любования москвичей, была отлита на одном из уральских демидовских заводов в 1760-х годах по чертежам архитектора Ф.С. Аргунова. Наибольшая заслуга в создании столь прекрасной ограды принадлежит литейному мастеру А.Т. Сизову, который сумел воплотить сложный замысел Аргунова и объединить формы европейского и нарышкинского барокко. У него это прекрасно получилось, и теперь мы по пути в Третьяковку можем наслаждаться литейным искусством XVIII века.

Денис Дроздов