Наш экскурсовод Александра Гурьянова дала интервью журналу о дизайне и архитектуре «Берлогос»

Александра Гурьянова – историк, экскурсовод и вдохновенный почитатель стиля модерн. На ее экскурсиях старая Москва оживает. О ней и о том, как это возможно, – в нашем интервью.

– Почему архитектура модерна стала для Вас центральным объектом исследования?

– Это моя давняя любовь. Я по-настоящему познакомилась с модерном на последних курсах университета, когда писала дипломную работу. Конечно, было интересно и прежде: на лекциях, на выездных занятиях, когда мы отправлялись на улицы, чтобы встретиться со зданиями «лично». Но особое отношение появилось потом, когда я часами сидела в библиотеках и выискивала каждое слово о стиле, о Чарльзе Макинтоше, которому была посвящена моя работа, о том, чем жили и дышали люди той порубежной эпохи. Именно тогда я поняла, что знакомство с волшебством только начинается. Свобода, искренность модерна захватили настолько, что и сейчас, через много лет, этот интерес ничуть не угас. Видимо, любопытный ребенок, который замирает, увидев книжку с красивыми иллюстрациями, проснулся именно тогда и бодрствует по сей день. Ведь очень часто я, вместо того чтобы продолжать читать специализированную литературу, принимаюсь листать фотографии работ и не могу остановиться часами. Когда я поняла, что накопленными знаниями мне хочется поделиться, появились экскурсии, целый цикл маршрутов по московскому модерну. Они очень многое дали мне, я пыталась и пытаюсь рассказать о стиле понятным языком, и это помогает совершенно иначе взглянуть на многие вопросы, стать наблюдателем, а не просто коллекционером фактов.

– Как Вам удается удержать внимание людей на экскурсии более двух часов под дождем и сохранить живой интерес к зданиям, о которых Вы рассказывали уже много раз?

– В этом помогает импровизация, и здесь кроется продолжение моего предыдущего ответа. Когда я только начинала проводить экскурсии, часто пыталась слишком честно и добросовестно изложить все, что знаю. Может быть, с точки зрения теоретика это было и хорошо, но с точки зрения любящего стиль человека – просто неуместно. За фактами и теорией терялось самое главное – контакт с произведениями и их создателями, который должен был возникнуть у слушающих меня людей. Терялось личное отношение и живой интерес ребенка, которому достаточно просто взглянуть, чтобы увидеть истинную суть вещей. И для этого подробные объяснения не всегда нужны. Теперь я стараюсь добиться не того, чтобы мои экскурсанты как можно больше услышали, а того, чтобы они больше поняли и пропустили через свое собственное восприятие, опыт, наблюдения. Я так включаюсь в этот процесс, что часто на ходу сама делаю для себя открытия, осознаю по-новому то, что понимала раньше лишь формально. Это происходит именно благодаря реакции людей, их отклику, их впечатлению, которое я вижу. Поэтому, может быть, для меня экскурсия – это всегда непредсказуемый и очень интересный разговор с новыми людьми, во время которого очень легко потерять счет времени и еще проще забыть про дождь.

– Какие принципы формообразования, характерные для модерна, могли бы взять за основу современные архитекторы и дизайнеры в поисках своего стиля?

– Я думаю, что речь здесь может идти даже не о принципах формообразования, а о более частном, даже чуть-чуть приземленном подходе к поиску своего стиля. Если говорить о модерне (о новом стиле в целом), то его мастера стремились идти от малого: они раскрывали, в первую очередь, свойства материала. Искали новое эстетические и практические качества металла, камня, древесины. Этот поиск может быть бесконечным, а результаты – отличной основой для собственного неповторимого стиля. Ведь важно не только, что именно создано, но и из чего.

– Кто Ваши любимые архитекторы?

– Мне довелось познакомиться со многими мастерами – во время учебы, при разработке экскурсий. Каждый из них – индивидуальность. Но, безусловно, среди всех этих зодчих меня всегда поражали мощью своего таланта Франц Осипович Шехтель и его современник, коллега и наставник Чарльз Ренни Макинтош.

– Если говорить о смешении стилей, что кажется Вам наиболее органичным?

– Органичной кажется идея. Именно она, на мой взгляд, должна оставаться, а главное – хорошо читаться в любом смешении стилей. Я говорю о функциональной и эстетической обоснованности выбора и, конечно, о лейтмотиве, который должен объединять разностилевые элементы, делать произведение (в особенности архитектурное) цельно читаемым текстом, а не набором цитат из разных эпох.

– Есть ли в Москве печальные примеры того, как отреставрированные памятники архитектуры утрачивали свои художественные особенности? До каких крайностей могли доходить такие «спасительные работы»?

– Я не настолько глубоко знакома с этой темой, чтобы ответить действительно емко. Но на память сразу же приходят фасады объектов моих экскурсий, которые менялись буквально на глазах: гостиницы «Альпийская роза» на Пушечной улице (архитектор Анатолий Остроградский) и доходного дома Германа Бройдо на Остоженке (архитектор Николай Жерихов). Гостиница потеряла часть своих великолепных витрин и, к сожалению, очаровательного юношу с гирляндой цветов – олицетворение богини Флоры. Точнее, юноша остался, но неумелые руки скульпторов превратили его в пародию на самого себя. Доходный дом Бройдо в ходе аналогичной «реставрации» потерял свои оконные переплеты, многие кованые элементы. Такая реставрация не достигла самой главной цели – бережного восстановления. В результате на месте прежних изысканных, с любовью выполненных элементов возникли абсолютно новые, пускай и крепкие, но такие далекие от художественности плоды спешки и экономии.

– Как происходит, что старые здания Москвы, памятники архитектуры, появляются в списках «под снос» и есть ли сегодня хоть какие-то законы, способные защитить старую Москву?

– Безусловно, такие законы есть. Есть и комиссии, определяющие возможность сноса, и общества, к примеру, «Архнадзор», способные встать на защиту памятников. Но сила денег часто оказывается определяющей. Пока комиссия выдает заключение, пока защитники старины только собирают доказательства невозможности сноса, работы по уничтожению здания уже, как будто бы по ошибке, начинаются. Вернуть утраченное потом не всегда представляется возможным.